Джефферсон рассказывает: "В 70-е годы архитекторам не удалось найти связь между архитектурой и социологией, между целью и формой.
Функции должны трансформироваться в форму, а форме следует подняться до уровня архитектуры."
Это убеждение отражено и в трех основных принципах, которым архитекторы неукоснительно следуют в своей практике – как минимум половина их проектов
должны быть вовлечены в жизнь местной общины, каждый проект должен основываться на серьезном интеллектуальном исследовании и, наконец,
Кейплс и Джефферсон стремятся к созданию интересного и оригинального дизайна. Важно подчеркнуть, что упомянутым принципам архитекторы строго следуют в перечисленном порядке,
в отличие от многих современных дизайнеров, для которых именно форма – наиглавнейшая задача архитектуры. Но форма сама по себе – лишь начало. Если же архитектура остается всего лишь формой, то этим она и заканчивается.
Сара Кейплс родилась в Вирджинии, США. Она изучала историю искусства в Smith College в Нортхэмптоне, Массачусетс, и защитила степень магистра архитектуры в Йельском университете в 1974 году. Она преподавала в Сиракузском университете, а в настоящее время – профессор в Сити колледже в Манхэттене.
Эверардо Джефферсон родился в Панаме. Он изучал промышленный дизайн в Пратт-Институте в Бруклине, Нью-Йорк, и получил степень магистра архитектуры в Йельском университете в 1973 году. Он преподавал в Колумбийском университете, Технологическом институте в Нью-Джерси и Сиракузском университете. Их сын Эстебан, изучает искусство в Колумбийском университете.
Архитекторы много преподают в Соединенных Штатах и были удостоены множества престижных наград такими организациями, как Архитектурная лига Нью-Йорка и Американский институт архитекторов. Их проекты широко публикуются в профессиональной прессе, и в сентябре 2005 года они были приглашены британским журналом AD Magazine в качестве редакторов номера "Новая смесь: динамичная культура архитектуры".
Два года назад, на пике экономического бума, в их студии работали двенадцать архитекторов, но теперь их осталось всего шестеро и дела снова пошли в гору. Архитекторы работают над пятью проектами: роскошный дом в Барбадосе, проект башни в Научном центре, Центр наследия Weeksville в Бруклине, реставрация библиотеки Starr East Asian Library в Колумбийском университете и Гостевой центр Дома-музея Льюиса Армстронга в Квинсе, Нью-Йорк, в работе над которым архитекторы сотрудничают с Милтоном Глейзером, знаменитым графическим дизайнером, прославившимся своим всемирно известным логотипом "I Love New York".
Я побывал в студии архитекторов, находящейся на высоком этаже в Гармент-Дистрикте, откуда открываются живописные виды на Гудзон и небоскребы, окружающие Таймс-Сквер. Когда я поинтересовался с некоторой долей иронии, – насколько серьезным было заявление архитекторов в одной из их статей, будто "чувство безопасности является целью архитектуры" – они встретили мое сомнение с некоторой досадой. Итак, два выпускника Йельского университета считают, что главное в архитектуре – безопасность? По мере того, как я задавал свой вопрос, по лицам моих собеседников стало понятно, что процесс создания архитектуры для них гораздо значительнее, чем игра в формообразование. Скорее это – сложное, социально значимое увлечение. Будучи маленькой фирмой, обязавшейся проектировать общественные сооружения, такие, как центры местных коммюнити, реабилитационные центры, социальное жилье, библиотеки, театры, детские сады и школы, архитекторы оперируют минимальными бюджетами, ограниченными возможностями, и сталкиваются с реальными жизненными проблемами, среди которых, одна из наиболее важных, конечно же, безопасность в неблагополучных спальных городских районах. Тем не менее, им удалось с успехом реализовать немало визуально привлекательных проектов. Наша беседа началась с обсуждения недавно законченного ими здания Queens Theater-in-the-Park в Квинсе, Нью-Йорк.
|
Сара Кейплс: Этот проект построен вокруг руины одного из наиболее узнаваемых проектов Филипа Джонсона – Павильона штата Нью-Йорк для Всемирной выставки 1964 года, который я называю "Мечты футуристического прошлого". Там полнейший хаос масштабов с огромной летней концертной ареной, футуристическими обзорными башнями и небольшим низким зданием в виде барабана, который первоначально использовался как цилиндрическая мультимедийная панорама о штате Нью-Йорк. В 1991 году здание было превращено в театр на 500 зрителей. Находясь в Квинсе, наиболее этнически разнообразном городе в США, Театр проводит более 300 разных культурных программ в год, включая Азиатский, Латиноамериканский и Африканский фестивали. Театр оказался настолько успешным, что было принято решение о дополнительном строительстве – кабаре на 150 мест, холла для торжеств на 600 человек, многофункциональных помещений и офисов. Нашей задачей было соединить все эти функции вокруг здания-барабана в единую целостную и красивую композицию.
Эверардо Джефферсон: Мы начали с того, что признали руину Филипа Джонсона – значимым и весьма театральным сооружением. Поэтому руина и наш холл для торжеств сочетаются друг с другом. Мы стремились подчеркнуть масштаб и амбициозность первоначальной структуры.
|
|
СК: Каждый раз, оказываясь там, мы получаем наслаждение, когда видим как посетители фотографируют здание и пространство внутри. Архитектура призвана объединять различные противоречивые общественные нужды и создавать гражданские институты для широких масс, которые люди смогли бы воспринимать как свои собственные. Это означает, что мы – как архитекторы – должны очень постараться, чтобы добиться такой архитектуры, которая бы была понятна и профессиональной, и массовой публике.
ЭД: К примеру, мы хотели использовать мраморные полы, дабы общественность восприняла новое здание как что-то особое. Вот еще что важно – мой отец, выросший в бедной семье в Панаме и иммигрировавший в Нью-Йорк, когда я был ребенком, всегда избегал таких мест, как Музей Гуггенхайма или Метрополитен-Опера, потому что он не мог себе представить, что будет там чувствовать себя комфортно. Важно создать ощущение комфорта для каждого, а не только для образованной части общества. Я действительно стремился создать такое пространство, в котором любой мексиканский или латиноамериканский мальчик или взрослый из любой точки мира ощущал бы себя комфортно и осознавал бы, что город построил это место специально для него.
|
|
ЭД: Никогда.
|
|
СК: В зависимости от того, где вы находитесь в здании, мы стремились интенсифицировать ваше ощущение. К примеру, закат солнца. Мы начали с нейтральной цветовой гаммы в холле и использовали более яркие цвета заката – оранжевые и красные – чтобы подчеркнуть в некоторых конкретных местах опыт этого природного явления. Также частью интенсификации является непрерывная спираль света, которая подчеркивает присутствие в дизайне доминантной окружности, определяет рисунок циркуляции, напоминающий форму вихря, и более органично связывает здание с парком вокруг.
ЭД: В нашей работе мы часто обращаемся за вдохновением к искусству. В данном случае – это полотна Ротко. Вы можете увидеть это в рисунке потолка в холле, где цвета постепенно меняются от желтого до оранжевого и глубокого красного вдоль окантовки. Наш подрядчик настаивал на использовании поверхностей равномерно окрашенных несколькими цветами вместо постепенно меняющихся от светлых к темным. Но для нас вопрос был не в цвете как таковом в традициях "Баухауса". Нам важно было подчеркнуть особое ощущение и идентификацию в данном случае с полотнами Ротко, где постоянно встречаются сливающиеся переходы от одного цвета к другому. Мы увидели в этом некое волшебство.
СК: Эти эффекты подчеркивают окантовку потолка и передают ощущение свечения и видимость, будто купол парит.
ЭД: Помимо цвета этот изогнутый потолок включает врезанные в него по диагонали стеклянные фонари в форме разноразмерных конусов, которые напоминают скульптуры Барбары Хэпворт, еще одно влияние на наше творчество. Таким образом, по мере перемещения в пространстве вы воспринимаете неожиданные изменения цвета, света, размеров, пропорций, соотношений. В зависимости от того, где вы находитесь, круг может показаться овалом, а овал превратиться в круг. Такая трансформация очень динамична. Так как большинство наших проектов общественные и наши ресурсы весьма ограничены, мы всегда пытаемся сфокусироваться на конкретных элементах, которые бы работали на разных уровнях одновременно, потому что мы не можем себе позволить применять большое количество жестов. Так, в случае со световыми фонарями, они обрамляют руины, пропускают сквозь себя дневной свет, проливают свет в ночное небо и иллюзорно передвигаются как трехмерные объекты. Эта интенсификация делает общее ощущение пространства более ярким.
|
|
ЭД: Совершенно точно. Искусство – наше главное вдохновение. К примеру, нам нравится, как Бернини совместил бронзу и мрамор в своей скульптуре "Экстаз Святой Терезы". Это может показаться несовместимым, но мы находим такую комбинацию очень красивой. Мы ведем поиск подобного чувственного баланса в наших собственных проектах. Мы не боимся, что наши проекты будут восприняты как аляповатые строгими модернистами и концептуалистами. Мы стремимся добиться определенного богатого и чувственного баланса материалов, что добавило бы красоты нашим произведениям.
СК: Поверхности и детали часто оказываются более важными, чем конкретная геометрия, что обычно соответствует определенному участку. Детали могут существенно изменить восприятие конкретной геометрии. К примеру, из-за ограниченного бюджета мы не могли завернуть наш театральный барабан в изогнутое стекло. Поэтому мы использовали глубокие оконные профили, которые сдвинули фасадное стекло вглубь и позволили скрыть места соприкосновения между обычными прямыми стеклянными панелями. Это смещение визуально разрывает граненый фасад и помогает воспринимать его как изогнутый.
ЭД: В нашем проекте Дома-музея Льюиса Армстронга мы применили маленькие отверстия в наружном навесе. Мы называем их линзами. Они обращены на юг и проецируют точки света на тротуар – все они немного разные и каждый день эффект будет немного другим. Мне нравится, как художники привносят в искусство понятие непрерывно меняющейся вечности. Работая над этим проектом, мы вспоминали о парке Dark Star в Арлингтоне, Вирджиния, концептуальной художницы Нэнси Холт, где она создала красивые бетонные туннели-проходы и туннели для рассматривания пейзажа. Все это способствует прекрасным открытиям пространства вокруг, которое не кажется чем-то примечательным, пока вы не начинаете его рассматривать. Искусство важно, но не столько само по себе, сколько художественное восприятие мира, привнесенное в архитектуру. Можно заниматься лишь архитектурой, т.е. пространством, колоннами… Но архитектура может представлять собой нечто большее, когда она содержит художественное видение, а не только архитектурное. К примеру, такой подход заметен в творчестве бюро Герцог и де Мерон, когда архитекторы экспериментируют с изменением восприятия фасадов по мере приближения к ним или когда в архитектурную форму вкладываются различные ассоциации и значения.
|
|
ЭД: Специфичность очень важна для нас, потому что мы не можем конкурировать со многими лидирующими международными практиками, такими, как Фостер или Пьяно. Они создали сотни проектов, и у нас нет их технологических знаний и ресурсов. Поэтому мы должны концентрироваться на конкретной специфике задачи, что мы и пытаемся добросовестно делать в каждом проекте, на что у этих фирм нет либо времени, либо интереса.
СК: Мы также избегаем использования конкретного стиля в наших проектах или следования последним течениям моды, потому что мы работаем над проектами, на реализацию которых, несмотря на их скромные размеры, уходит от пяти до десяти лет. Только одно проектирование заняло два года – оно то начиналось, то останавливалось, неоднократно подвергаясь обсуждениям бессчетного количества приемных комиссий… Таким образом, для наших проектов важно уйти от сегодняшних веяний моды и апеллировать к очень широкой аудитории, потому что к тому времени, когда строительство нашего здания завершится оно может оказаться совершенно оторванным от последних архитектурных направлений.
|
|
СК: Я думаю, что это важно. Мне кажется, что у современных архитекторов существует реальное опасение быть репрезентативными. Они считают, что если они будут привносить различные смыслы в свои проекты, то они будут вытеснены из определенных кругов и их архитектура может быть даже названа диснеевской. По тому часть нашей задачи в том, чтобы не бояться вызывать различные культурные ассоциации если среда проекта содержит конкретные культурные смыслы. Мы вовсе не пытаемся создать коллаж. Нам важно создать нечто, имеющее культурный резонанс и обращенное к сердцам людей.
|
|
ЭД: Мы любим Корбюзье, Аалто, Сизу, Джеймса Стерлинга, ранние работы Герцога и де Мерона или концептуально выдающиеся проекты Энрика Мираллеса. Мне кажется, лучшей поездкой до сих пор была Финляндия и работы Аалто – эмоционально мощные и душевные. Я с нетерпением жду нашей поездки в Португалию для знакомства с постройками Сизы.
|
|
ЭД: Мы стремимся совсем к другому. Стиль – это когда вы прибегаете к одному и тому же материалу, методам, тектонике и так далее. Мы же, стремимся выразить специфику конкретного места. Каждый проект должен возникнуть самостоятельно. Мы хотим выработать собственное чувство архитектуры и стремимся к некой элегантности.
Творчество Сары Кейплс и Эверардо Джефферсона уже достигло того уровня элегантности, к которому стремятся придти архитекторы и, учитывая все трудности, с которыми им приходится сталкиваться, чтобы реализовать свое видение, прилагаемые ими усилия иначе, как героическими, не назовешь. Представьте все невероятно интересные проекты, опубликованные в глянцевых международных журналах – художественные музеи, театры, стадионы, штаб-квартиры банков, роскошные универмаги и кондоминиумы. Они служат прекрасными полигонами для свободного творчества и предоставляют почти ничем не ограниченные возможности придумывать самые невероятные экспрессивные формы. Но как быть с людьми, чья повседневная жизнь не предоставляет им элементарной безопасности, комфорта и вообще лишена всякого представления о красоте и достоинстве? Для них работы Caples Jefferson Architects – намного более значительны и ощутимы. В Нью-Йорке существуют бедные районы, где отсутствует безопасная среда и даже простые детские площадки, что вынуждает детей постоянно находиться внутри жилых многоэтажек. Они играют в коридорах в гандбол и на лестницах – в салки. Новый безопасный общественный центр может буквально изменить их жизни и облагородить всю общину.
В общественном центре жилого комплекса Marcus Garvey, он построен в самом криминальном районе города – Восточный Нью-Йорк в Бруклине компания Caples Jefferson Architects вместо бетонного бункера создала открытый, прозрачный объем, чтобы родители видели и чувствовали, что их дети находятся в безопасности. Однако для этого архитекторам пришлось воспользоваться… пуленепробиваемым стеклом. Они тем самым задали совершенно правомерный вопрос – почему архитектура не может быть безопасной и красивой: раз за разом архитекторы доказывают, что это возможно. Я убежден, что архитектура способна трансформировать реальность и даже влиять на поведение людей. Я очень надеюсь, что придет день, когда это пуленепробиваемое стекло без лишнего шума будет заменено обычным. Безопасность будет обеспечена не, тем что стекло невозможно разбить, а потому, что никому не придет в голову его разбивать.
|
|
|
|
